«…» (Николай Малинин, Штаб-квартира

Если бы правоверную коммунистку-маму из немецкого фильма «Гудбай, Ленин» вытащить сейчас в Москву, она, наверное, многое сумела бы пережить. Поскрипев зубами, перетерпела бы боулинги с аквапарками (все ж таки здоровья ради), смирилась бы с мультиплексами и ночными клубами (культура какая-никакая), перемогла бы рестораны и фаст-фуд (кушать-то хочется), и даже к мега-моллам и бутикам привыкла бы (одеться тоже надо). Но джек-пот, да еще отдельным зданием – это уж слишком! Столько лет бороться с money-манией, чтобы построить храм золотого тельца – это ж уму невообразимо!
Действительно, лет 15 назад представить себе такое было трудно. Тогда как раз первый торговый центр вместо груды ларьков около метро знаменовал собою новый этап в развитии экономики. Первый же полноценный джек-пот (вместо привычного сарайчика у метро) знаменует, видимо, этап следующий – не столько экономический, сколько психологический. Наверное, это должно обнадеживать, хотя пока – больше смущает. Потому что, кроме времени, есть еще место.
А место, где появился этот объект, являет собою не просто классический спальный район, но один из самых несчастных. Застроенный в начале 80-х одинаковыми панельными 17-20-этажками, он куда тоскливее, чем кварталы «хрущоб» или «12-я улица Строителей»: масштаб совсем уж нечеловеческий. Несмотря на то, что за 20 лет кой-какие деревья наросли, меж глыбами домов по-прежнему гуляет ветер, а инфраструктура района долго исчерпывалась кинотеатром «Таджикистан» и универсамом рядом. Жизнь начала было налаживаться, но тут выяснилось, что Строгинский мост (единственный путь в Москву) катастрофически не справляется с потоком машин. Короче, жителям по-прежнему хочется повеситься.
И сказать, что джек-пот – это именно то, чего им не хватало, было бы большой натяжкой. Несколько раз спросив дорогу к нему, я сполна ощутил всю меру социальной напряженности по этому поводу. Хотя, казалось бы: яркое пятно на фоне типовой застройки, эффектный контраст прямоугольной архитектуре, грязно-белому цвету и вообще стандарту. А в подвале, к тому же, есть дискотека: не библиотека, конечно, но все ж не «улица». И вообще, джек-пот — это же не только возможность спустить лишние деньги, но и смутный шанс нарыть недостающие…
Для русской литературы XIX века, феномен игры пристально исследовавшей (Пушкин-Гоголь-Достоевский), именно эта вибрация и была самым интересным. Главный русский вопрос можно смело разбить на две части: «Что делать, если денег нет» и «Что делать, когда их некуда девать». Ответ же один: играть. Путь от одного к другому (и обратно) именно в локусе карточного стола (казино, рулетки) заострен до предела. Именно эту драматичную неоднозначность джек-пот Асадовых и развивает.
Дом ярок и необычен, что для развлекательного центра – идеальная реклама. Неправильной формы призма, окна-иллюминаторы, розовый цвет металлических кассет облицовки, стеклянный куб, врезанный в один из углов, ну, и конечно, громадный стеклянный витраж, косо перекрывающий фасад (форма навеяна парусами виндсерфингистов, бороздящих залив напротив). На фасады можно ничего не вешать: ноги сами занесут.
Однако, за внешней веселостью можно вычитать и другие смыслы. Стены у здания «отваливаются», иллюминаторы навевают мысли о «Титанике», девчачий розовый цвет образует с лезвием витража жутковатый контраст, а само стекло вылетает в небо, утрачивая практический смысл и становясь метафорой то ли полета, то ли паденья. Конечно, до сквозняков пространства в духе Coop Himmelb(l)au (а мысль об их дрезденском киноплексе UFA – первое, что приходит тут в голову) наш джек-пот немного не дотягивает, но лестница, идущая за витражом, превращает дорогу в подлинное восхождение.
И тут самое интересное. Привлеченный этим витражом, наивный человек может подумать, что за ним скрывается залитое светом громадное пространство. Как бы ни так. Джек-пот и казино (оно на третьем этаже, на втором – ресторан) – вещи, имеющие жесткий регламент. Чтобы посетитель не уходил отсюда как можно дольше (и оставил здесь как можно больше), в них не должно быть ни часов, ни окон – всего того, что может напомнить игроку, о том, что вообще-то существуют еще дети, и жена, и дом родной (ой-ой!). Поэтому витраж на самом деле – чистая декорация, навесное стекло, за которым – глухая стена. А пройдя между ними и полюбовавшись на залив, попадаешь в почти герметичное пространство, расписанное под Лас-Вегас. То есть, форма не только идеально отвечает функции (соблазнить призрачным счастьем), но и метафоризирует ее.
Однако, и закрытость интерьера не стопроцентная. Шаг в сторону – и вот они, окна-иллюминаторы, еще шаг – и ты в прозрачном кубике ресторана, а хочешь – катись колбаской обратно по лесенке. Да и восхождение сквозь небо ты тоже не сразу забудешь. Архитектура играет с тобою, вибрирует смыслами, и, как ни верти, не в деньгах счастье, а вся наша жизнь – игра. Ну а вопрос о том, заходить или не заходить, каждый сегодня решает сам.